(Регимантас Адомайтис вместе со своей "киношной" женой Мирдзой Мартинсоне)
Но нет худа без добра (для друзей в ЖЖ, по крайней мере). Вот решил восстановить не только полный авторский вариант со снимками (прежде их не было), но и дополнить материал рассказом еще двух замечательных литовцев: народного артиста Литовской ССР Юозаса БУДРАЙТИСА, 15 лет проработавшего атташе по культуре в литовском посольстве в Москве, и художественного руководителя вильнюсского Русского драмтеатра режиссера Йонаса ВАЙТКУСА («литовский Табаков» - в России самые известные из его учеников: Ингеборга ДАПКУНАЙТЕ и Оскарас КОРШУНОВАС).
К тому же, интервью с Адомайтисом прошло не особо замеченным друзьями – видно, народ в ЖЖ по ссылкам ходить не любит...
А предыстория интервью такова. В латвийском художественном театре "Дайлес" 2 мая состоялась премьера спектакля "Чайка". Это - совместный российско–литовский проект (в спектакле заняты и артисты петербургского театра "Балтийский дом"), посвященный 150–летию со дня рождения Антона Павловича Чехова. Премьерный показ уже состоялся в Санкт-Петербурге, недавно – в Вильнюсе, на очереди - Калининград, Орел...
Еще до спектакля в Ригу приехали режиссер-постановщик пьесы - Йонас Вайткус и знаменитая на весь бывший Союз литовская пара — Юозас Будрайтис и Регимантас Адомайтис. Была пресс-конференция, но мне был обещан (организаторами) после нее эксклюзив с Адомайтисом. Вот я и пригласил Регимантаса в кафе театра, напомнив ему, что 10 лет назад он угощал меня в Литовском Национальном драмтеатре, в Вильнюсе, коньяком. Алаверды состоялось, но, по желанию Адомайтиса, водкой («Московской», хотя и местного розлива)…
«НАУЧИЛСЯ НОСИТЬ КОСТЮМ…»
(Юозас Будрайтис и Регимантас Адомайтис)
Начну, пожалуй, с того вопроса, который я задал Юозасу Будрайтису на пресс-конференции:
- Господин Будрайтис, вы еще недавно были атташе по культуре посольства Литвы в России. Как вам эта роль, с которой вы справлялись в течение 15 лет?
- Эта была не роль, а чиновничья должность - с одной стороны, а с другой стороны – большой творческий процесс, - говорит народный артист Литовской ССР Юозас Будрайтис. - Самым загадочным в нем было добывание денег на различные проекты. Каким образом удавалось это делать, я до сих пор не знаю. Но, во всяком случае, для этого происходило так много подготовительной работы – и разрабатывались всяческие сценарии подходов к конкретному человеку, и какая-то информация добывалась… Однако провокаций не было. Чаще всего деньги раздобыть получалось. На те средства, что выделялись государством, представлять литовскую культуру в России особо бы не удавалось. С помощью некоторых людей, которые мне помогали, можно было это делать более успешно, ездить с разными программами по всей России. И вот этот интерес меня и держал там. Не говоря уже о том, что я имел удовольствие общаться со многими деятелями культуры Литвы и России, с которыми прежде не был знаком. Причем встречи с поэтами, музыкантами, художниками, учеными (да не рядовыми, а из первого эшелона) происходили практически повседневно. Так что для моего развития, самоощущения, познания мира это время прошло не впустую. Тем более, что не считаю себя каким-то особенным театральным артистом, который принес бы в жертву игру в театре. Ну, играл бы что-то в театре, бегал по сцене, чирикал… Что же касается моего родного занятия – кино, то и в Москве я имел удовольствие иногда сниматься.
(Юозас Будрайтис)
Ну и научился носить галстук, костюм. До того у меня их не было. Помню, как в первый день своей новой работы пришел в Министерство иностранных дел: в хлопчатобумажных брюках, в мятом клетчатом пиджачишке, в какой-то тоже мятой льняной рубашке, с волосами до плеч… Министр долго смотрел на меня стеклянными глазами, выдержал театральную паузу… После чего я сказал: я вас понял, не по протоколу одет. И от министра – прямо в магазин: купил первый свой костюм и три галстука для разнообразия.
…Конечно, знаменитый артист шутит. Хотя у него театрального опыта действительно меньше, чем у того же Адомайтиса, но чутье, талант – особенные. Это и сам Регимантас втайне от коллеги признал. Так что «Чайке» в исполнении таких мастеров, думаю, и Антон Павлович бы порадовался.
"СКОЛЬКО ОТПУЩЕНО БОГОМ…"
А сейчас, собственно, само интервью с Адомайтисом:
— Еще в советское время в вашем "Дайлес" (Латвийский Художественный театр – Авт.) мы играли с Иваром Калниньшем пьесу нашего поэта и драматурга Юстинаса Марцинкявичюса "Миндаугас" (историческая драма о литовском короле Миндовге–Миндаугасе. — Авт.), — вспоминает Регимантас Адомайтис. — Ивар играл Миндаугаса молодого в первой части на латышском, а я — во второй части выходил и играл пожилого Миндаугаса на литовском. Вот встретил сейчас Мирдзу Мартинсоне в "Дайлес" — вспомнили прежние времена. Мы с ней играли и в "Миндаугасе", и в фильме "Мираж". И снимались в 2004 году в фильме "Рефреш" в Литве, где играли супругов. Интересно, что супругами нас сделал латышский режиссер Марис Мартинсонс, который долгое время жил в Литве и прекрасно говорит по–литовски…
— Недавно ушла из жизни Людмила Гурченко, с которой вы играли два года назад в антрепризном спектакле братьев Пресняковых "Паб". Как вам работалось с Людмилой Марковной, которую все воспринимали как киноактрису, а не артистку театра?
— Трудно об этом говорить, потому что пьеса была сделана в гротесковом жанре. Роли — тоже из области гротеска. Так что какого–то психологического общения между партнерами там не было. Но Гурченко все равно замечательно играла, можно сказать, блистала, хотя ей тоже было уже за 70 в это время. У нее была огромная энергетика. Фейерверк, а не актриса!
— С уходом Гурченко закрылась еще одна из страниц в эпохе советского кино, в котором состоялись и вы…
— Да, в последнее время ушли Михаил Ульянов, Кирилл Лавров, Александр Абдулов, Олег Янковский, вот буквально днями — Михаил Казаков… Прекрасные замечательные актеры и партнеры. Это страшно огорчает, и ты понимаешь, что скоро и твой колокольчик уже зазвенит, мне ведь идет 75–й. Начинаешь задумываться… Но сколько отпущено Богом, столько и будет.
— Можно навскидку вспомнить известные картины, в которых вы снимались: "Никто не хотел умирать", "Король Лир", "Это сладкое слово "свобода", "Авария", "Кентавры", "Богач, бедняк", "Трест, который лопнул", "Мираж"… Что для вас значило советское кино?
— Для меня это все. Моя жизнь. Вот недавно по литовскому телевидению показывали руины нашей старой киностудии. Жаль: такие кадры были, здания, павильоны… Все это сейчас оказалось не нужно, идет на снос. Но что поделаешь, времена меняются. И тем не менее кино в Литве снимается. Я сам был удивлен, когда узнал, что три–четыре фильма в год удается сделать. Как и в советское время.
"СОВЕТСКОЕ — НЕ ЗНАЧИТ ПЛОХОЕ…"
— Сейчас в республиках Балтии считается моветоном даже упоминать о достижениях советского, так называемого "оккупационного" периода. Но ведь в Латвии и Литве снимались хорошие фильмы, которые смотрела вся страна. А Витаутас Жалакявичюс был культовым режиссером. Не кажется ли вам, что странное "кино" получается: все оплевывать…
— Все в кучу, конечно, сваливать нельзя. Политический строй — это одно, а жизнь — другое. Сама основа для спектаклей и сценариев для фильмов тогда предполагала внимание к человеку. Хотя иногда и искаженное, если речь шла о партийном деятеле.
— Зато сейчас диктат денег. Продюсер часто сам решает, про что будет кино и кто его будет снимать и даже как…
— Совершенно верно. Отсюда — секс и стрельба по всем каналам. И сплошные шоу. Наступило время зрелищ, о вкусе часто и не вспоминают. У Запада мы переняли не самое лучшее. Оттуда идет потоком этакий "киномакдоналдс", жвачка… Зрителя ловят на крючок очень низкими и недостойными приемами. Представление о моральных ценностях смещается. Нет фильма без пистолета, насилия, крови. Это ужас! Притом вырастает молодое актерское поколение, которое, к сожалению, кормят этой "пищей". Ну, неизбежно у них отложится искаженное понимание критериев в искусстве, в жизни. Поэтому и чеховская "Чайка" так злободневна: вещизм, эгоизм, неспособность любить…
— Когда вам жилось интереснее, легче: тогда или теперь?
— Как актеру легче жилось, конечно, раньше, потому что я и мои друзья были молоды. Несмотря на то что была цензура, но мы понимали, как ее обходить, потому что жили в этой среде. Но у нас были энергия, желание, вера в то, что мы делали.
— Вам звание народного артиста СССР присуждали за конкретную работу или к юбилею?
— Даже не знаю. Помню, мы снимали в 1986 году картину "Досье человека в "мерседесе". Такой своеобразный боевик. Съемки были на Куршской косе в Литве, и вот на площадку приносят как–то газету, в которой было сообщение о присвоении мне звания народного за подписью Громыко (Андрей Громыко, в 1985–1988 годах председатель Президиума Верховного Совета СССР. — Авт.). Я очень удивился. Это не было приурочено ни к какой дате. К тому же я был беспартийным. Так что до сих пор для меня тайна, за что удостоился такой чести (Регимантас немного лукавит — он был любим не только обычными людьми, но даже партийными деятелями. — Авт.)…
"Беду с КАРАЧЕНЦОВЫМ воспринимаю, как свою…"
— Как часто вас приглашают на съемки в Россию? Из фильмов последнего времени на слуху "Мужчина для молодой женщины", "Московская сага", "Персона нон грата". А вот в этом году вышел сериал "Вкус граната"…
— В этом российском сериале я впервые в жизни предстаю в роли… арабского эмира. Правда, сейчас на съемки приглашают редко. Это и понятно. Я постарел. И моих героев — целенаправленных, волевых, которых я играл, уже не стало. А сейчас я могу стариков играть. Но стариков талантливых много и в России. Тем более поменялось режиссерское поколение. Те режиссеры, которые меня знали и видели, уже перестали снимать или ушли в мир иной. А молодые меня в основном не знают…
— С кем из российских коллег поддерживаете связь?
— Я дружил с Караченцовым. Мы сошлись на фильме "Трест, который лопнул". Общались, встречались. Это замечательный человек и актер. Как жаль, что с ним случилась такая беда. Это несчастье я воспринимаю, как свое личное. Его жена Люда столько усилий прилагает, чтобы вернуть его на сцену…
— Ваше участие в совместном проекте петербургского театра "Балтийский дом" и Русского драмтеатра Литвы — первый такой опыт? В пьесах Чехова вы уже играли?
— Да, и, между прочим, в Русском театре Вильнюса — Серебрякова в пьесе Чехова "Дядя Ваня". А в нынешнем своем персонаже — докторе Дорне из "Чайки" — я еще разбираюсь. Режиссер Вайткус не идет по наезженной дороге. Но вместе с тем Чехова мы не модернизируем. Все выдержано в лучших традициях системы Станиславского. Но, может быть, акценты расставлены по–иному, есть чуть гротесковые элементы.
"НА ПЕНСИЮ ПРОЖИТЬ НЕВОЗМОЖНО…"
— А в Малом театре Литвы ваш спектакль "Последняя луна" еще идет?
— Да.
— Спросил не случайно. Ведь вы там играете пожилого человека, которого сын собирается отправить в дом престарелых. Типичная, к сожалению, ситуация. В Латвии, например, изобретатель ремантадина, ученый с мировым именем Янис Полис оказался в таком же положении — в социальном доме. В конце марта его, обессилевшего от голода, увезли в реанимацию. При живом сыне и при жиреющих чиновниках. Там он и умер…
— Это меня, увы, уже не удивляет. Мы все оказались приблизительно в таком положении. На пенсию прожить невозможно. Если играешь в театре, тогда не выплачивают пенсию. Когда несколько лет назад такой закон в Литве был принят, я ушел из штата Национального театра. Сейчас, правда, играю в нескольких — на договорной основе. А от сериалов, в которые приглашают, в основном отказываюсь. Хотя это — возможность прибавить что–то к пенсии. Но, за редким исключением, в современном сериальном кино искусства как такового нет. Так что живу хоть и не впроголодь, но нехватка в средствах ощущается постоянно.
У пенсионеров в Литве пенсии срезали. Это ведь легче всего — отнять у стариков. Они не пойдут протестовать. За счет их и без того крошечных пенсий можно залатать дыры в бюджете. Зато премьер–министр, поддерживаемый президентом, громко заявляет, что жесткая позиция позволила выжить в кризис. Но выживать за счет стариков и детей — это, извините…
Мне, конечно, сыновья помогают. Особенно младший — автомеханик в сервисе. Он живет с нами и каждый второй месяц оплачивает коммунальные услуги. А средний сын — в Лондоне. В свое время окончил актерский факультет, пытается найти свое счастье в Англии. Там, чтобы прожить неделю, достаточно пару дней поработать на стройке…
— Молодежь в последние годы десятками тысяч уезжает из Литвы и Латвии в Англию и Ирландию…
— Вскоре молодежи в Литве не останется. Вот говорят, что собираются вернуть срезанную часть пенсий. Но откуда возьмут деньги? Откуда?! Молодежь убегает из Литвы, как с тонущего корабля. Старший мой, правда, в Литве. У него трое детей, финансово–экономическое образование. Получал степень магистра в Чикагском университете, окончил университет в Литве. У него, конечно, хорошая работа. Он может прокормить семью, оплатить дорогую съемную квартиру.
— А у вас самого квартира большая?
— Да. 122 метра.
— Это сколько же вам за отопление надо платить и за электричество?
— Зимой уходит вся моя пенсия. На хлеб (в буквальном смысле) зарабатываю игрой в театре.
ВИРУС УЛЬТРАНАЦИОНАЛИЗМА...
— В республиках Балтии официально и весьма скромно отмечают победу над фашизмом 8 мая. Почему, как вы думаете, в Литве, в отличие от Латвии с Эстонией, так и не удалось создать из местных жителей ни одной дивизии СС? Спрашиваю не случайно, ведь вы играли в театре и фашиста Франца, обезумевшего после своих преступлений и пытающегося тем не менее их как–то оправдать…
— Да–да, в спектакле Жан–Поля Сартра "Затворники Альтоны". До сих пор считаю это лучшей моей театральной ролью. Франц стал добровольным затворником в отцовском замке после того, как побывал на Восточном фронте. Он участвовал в расстрелах партизан, еще в каких–то злодеяниях. В спектакле об этом прямо не говорится. И вот совесть этого человека, столкнувшегося с ужасной реальностью, не может ему простить совершенного. И он мучается, разговаривая то ли с людьми, то ли… с крабами–мутантами из ХХХ века. Но все же ищет оправданий политике и действиям фашистов. Это значит, что он не может смириться с поражением Германии.
— Вот и в Латвии многие ветераны СС, видимо, не могут смириться со своим поражением, когда маршируют вместе с молодыми последышами по центру Риги. Такие Францы, которых, в отличие от вашего персонажа, никакая совесть не мучает…
— Может быть. Я себе прежде никогда не задавал вопроса, почему не было литовских дивизий СС. Думаю, что из–за того, из–за чего и я сейчас не могу воспринимать всякие фашистские, прямо говорю, проявления. Я, например, никогда не буду ставить одну нацию выше других. Ультранационализм мне чужд. Я этого не принимаю. Ни в какой стране. Ни в Литве, ни где–нибудь еще. Особенно страшно, когда в столь пострадавшей от нацизма России появляются вдруг молодчики в черном, которые кричат: "Россия — для русских". Они не понимают, к чему это может привести.
Этот вирус ультранационализма сидит, наверное, в любом государстве, в любом народе. После распада Советского Союза и социалистического строя он получил довольно благоприятную почву для прорастания…
АРМЯНСКИЕ ВАЛЕНКИ…
— Вы в жизни многого добились. Можете назвать себя счастливым человеком?
— Знаете, расскажу вам… об армянских валенках. У меня наилучшие воспоминания об Армении, хотя я там снимался в то время, когда все было ужасно, в 90–е. В магазин заходишь — пустые полки, на которых только соль с минералкой. Не было электричества, газа, воды. Чуть иногда капало из крана. Вечером подложишь миску, чтобы утром можно было помыться… А тут съемки затянулись, резко наступила зима — жуткий холод днем и ночью, никакого отопления. Но электричество давали некоторым госучреждениям, больницам и… киностудии, что говорит о многом!
В таких условиях я прожил несколько недель. Мы снимались в фильме режиссера Людмилы Саакянц в Талине (есть такой город в Армении), в полуразрушенной церкви. О еде заботились сами, на рынке покупали баклажаны, помидоры, перец, баранину. Коллективно завтракали вокруг костра и после съемок, вечером, тоже вместе готовили и ужинали. Все закидывали в котел и варили на костре. Отношения и настроение были прекрасными. Хотя по ночам, спасаясь от холода, я закутывался даже в занавески, которые стащил с окна. Простудился все равно. Тогда на студии мне нашли светлые добротные валенки — так я эти валенки не снимал ни днем, ни ночью.
Когда съемки закончились, полетел в Минск (самолета до Вильнюса не было). Сели вдали от аэропорта, а там — жуткая метель. Слава богу, я в валенках! Потом холодный автобус — до вокзала, оттуда — холодный же дизель до Вильнюса. В Вильнюсе тоже была минусовая температура, но я был в валенках! Приезжаю домой на троллейбусе, открываю дверь квартиры, а тут — светло, лампочки горят, тепло, вода из крана, и не только холодная, но и горячая. Я был оглушен счастьем. Так что все относительно…
ИНТЕРВЬЮ ПОСЛЕ ИНТЕРВЬЮ
…Мы вышли из кафе в вестибюль театра, где никого, понятное дело, из журналистов уже не было. Попросил пресс-секретаря фирмы-организатора гастролей сфотографировать нас вместе с Адомайтисом (так что не взыщите за отсутствие резкости).
А потом отправились из театра через служебный вход. «А Мирдза сейчас еще в театре?» - поинтересовался Адомайтис у вахтерши и получил утвердительный ответ. Мирдза вскоре радостно впорхнула в объятия Регимантаса.
(Мирдза и Регимантас)
А потом, во время перекура, уже на улице, мы с режиссером Вайткусом и Регимантасом поговорили о
(Йонас Вайткус)
- Пусть зритель не подумает, что мы вдруг модернизировали Чехова на современный манер, как это уже часто встречается, – рассказывает Йонас Вайткус. – Стилистика, текст – все сохранено. Новизна, скорее, в видении давно известных персонажей, высечены некоторые новые акценты, поэтический флер в каких-то местах обрывается. В старинном имении все словно идет от озера, оно будто помнит все, что здесь происходило...
- Притом, Йонас репетировал абсолютно в моем понимании того, что называется психологический реализм, когда постепенно разворачиваются отношения между героями, становятся понятны причины их поступков, - добавляет Регимантас. – Это – классика, но не замшелая.
- Я большое внимание уделил театру Треплева, когда собравшаяся в имении публика готовится смотреть спектакль, поставленный молодым человеком среди естественных декораций, - продолжает Вайткус. – Это почти музыкальный номер, крик беспомощной одинокой души.
- У них у всех там неудачная любовь. Все любят всех и при этом никого, -
- Любовь в «Чайке» безответна. Любовь используют и бросают, - соглашается режиссер…
- Йонас первый прогон сделал очень интересно, - приоткрывает завесу над профессией Регимантас Адомайтис. – Он посадил нас на сцене на стулья, попросил закрыть глаза. И мы всю пьесу сыграли, сидя на стульях.
- Мне важно было, чтобы по интонациям, по динамике было видно, что происходит, – объясняет свой прием Йонас Вайткус.
- Ну, надо признаться, я иногда один глаз приоткрывал, чтобы посмотреть, что творится, - шутит Регимантас…
…Прием Вайткуса вполне понятен. Как часто мы можем наблюдать спектакли, в которых актеры то прыгают по сцене, то машут руками, то повисают на каких-то брусьях. И все из-за того, чтобы внутреннюю неспособность передачи эмоций замаскировать внешними эффектами. В «Чайке» этого псевдоискусства нет. (Занавес)
Карен МАРКАРЯН. Фото автора.
Journal information